Я устремился в Англию, чувствуя себя приговоренным к смерти. В то время я мечтал стать известным музыкантом, но, конечно, ничего не добился. Первое время я кочевал по знакомым, но в конце концов оказался на улице. Вскоре я перешел на героин и другие тяжелые наркотики, которые помогали мне впасть в забвение и хоть немного притупляли чувство гнетущей тоски и одиночества. Я опускался все ниже на дно и порой искренне удивлялся тому, что до сих пор жив.

В этот период Рождество потеряло для меня всякий смысл. Оно стало просто очередным днем, который нужно пережить.

Несколько раз я отмечал его с отцом, но вряд ли хоть кому-то в доме мое присутствие было в радость. В семье я давно считался паршивой овцой и не слишком на это обижался. Меня действительно сложно было отнести к числу желанных гостей и приятных родственников.

Обычно я приходил к отцу в сочельник, оставался на все Рождество, а двадцать шестого числа он отвозил меня на вокзал. Как-то раз я вышел из машины и обнаружил, что поездов сегодня не будет. Пришлось топать четыре мили до Кройдона, где я сел на электричку. На дорогу я потратил почти час, и этот случай, конечно, не улучшил моего отношения к Рождеству.

Честно говоря, я приезжал к отцу только ради праздничного обеда. Я бродяжничал, ночевал в приютах, денег у меня никогда не было, и для того, чтобы добыть еду, мне нередко приходилось рыться в помойках позади больших супермаркетов. Я даже не смотрел на то, что кладу в рот, если оно нормально пахло и было не слишком противным на вкус. А Рождество в отцовском доме означало огромную тарелку с едой и возможность несколько раз попросить добавки.

Традиции, доброта, воссоединение семьи, милосердие – все, что ассоциируется у людей с главным праздником в году, – на тот момент было для меня пустым звуком. Я воспринимал Рождество как время горького одиночества. Все с нетерпением ждали сочельник, а я смотрел на людей и не понимал, почему они спускают столько денег на подарки и украшения и тратят столько сил на подготовку. Меня под Рождество одолевали дурные предчувствия, я едва ли не боялся его.

До встречи со мной Бэлль не понимала, как можно так относиться к Рождеству. Наша дружба, как и многое в моей жизни, штука непростая. Мы познакомились в 2002 году, когда я безуспешно пытался заработать себе имя в группе «Гиперярость». Мы несколько раз выступали в лондонских клубах, чаще всего в Камдене. В одном из них (он назывался «Подземный мир») я и встретил Бэлль. Когда она подошла, я сидел у барной стойки и болтал с какой-то женщиной. Мы обсуждали жутко интересный факт – наши дни рождения идут один за другим: у меня – пятнадцатого марта, у нее – шестнадцатого.

– Забавно, – вклинилась Бэлль. – А у меня – семнадцатого.

– Это же день Святого Патрика! – воскликнул я.

И мы разговорились.

Бэлль оказалась веселой и общительной девчонкой, и мы проболтали до глубокой ночи. В то время она встречалась с другим парнем, но у них все шло к расставанию. Мы договорились встретиться через неделю, и этот разговор в баре стал началом крепкой дружбы.

Бэлль была до мозга костей уроженкой Лондона. Но хотя мы и выросли в противоположных частях земного шара, жизни наши развивались по очень схожим сценариям. У Бэлль в семье все тоже было не слишком гладко; она тяжело переживала смерть бабушки, которую любила как вторую мать. В подростковом возрасте у нее, как и у меня, начались психологические проблемы. Бэлль была склонна к депрессии, и в конце концов она подсела на наркотики – сперва на марихуану, потом на кое-что посерьезнее. Она тоже искала способ отрешиться от боли и скрыться от мира, в котором чувствовала себя чужой. И я ее понимал, потому что знал, каково это. Мы с Бэлль по-настоящему сблизились и даже вместе снимали квартиру.

Тогда-то она и обнаружила, как мало значит для меня главный праздник в году. И быстро разобралась почему. На первое наше совместное Рождество меня пригласила к себе Сью, бывшая жена отца. Мы с Бэлль отправились в южный Лондон и остались там на ночь. Подруга быстро поняла, что у меня, мягко говоря, натянутые отношения с семьей. Кто-то пошутил на тему «Что такая замечательная девушка делает с таким парнем?», я, естественно, огрызнулся – и пошло-поехало.

На следующий день Бэлль отправилась к родителям, чтобы провести Рождество в кругу семьи: для ее родных этот праздник был действительно особенным событием. Двадцать шестого декабря я поехал знакомиться с родителями Бэлль. В их доме меня встретили совсем иначе, чем у Сью: не чувствовалось ни скрытого раздражения, ни неприязни. Мама Бэлль приготовила еще один рождественский ужин, и они все вместе купили мне подарок! Я наконец-то понял, каким может быть Рождество в большой счастливой семье.

К несчастью, мы с Бэлль недолго были вместе. В то время мы оба сражались со своими личными демонами, и на эту борьбу уходили все силы. Мы разошлись, но старались не утратить связи. С годами мы поняли, что быть друзьями нам подходит куда больше, чем парой. А когда мы смогли хоть немного разобраться с наркозависимостью, наша дружба стала по-настоящему крепкой.

У нас с Бэлль много общего, включая любовь к кошкам. В детстве она взяла из приюта кошку по имени Поппи. Раньше Поппи жила у старика, который ухаживал за десятком бродячих животных. После его смерти кошек забрали в ближайший приют. Когда мы познакомились, семилетняя Поппи была очень активной и жизнерадостной; сейчас ей уже пятнадцать, но она ничуть не изменилась. Для Бэлль Поппи так же важна, как Боб – для меня. Даже в самые тяжелые дни кошка заставляет мою подругу улыбаться и помнить, что кто-то любит ее просто за то, что она есть.

Неудивительно, что Бэлль и Боб без труда нашли общий язык. Он всегда с удовольствием остается у нее в гостях, если я болею или мне нужно куда-то уехать. Когда я летал на Рождество в Австралию, чтобы впервые за много лет встретиться с мамой, рыжий все праздники провел у Бэлль.

Именно благодаря Бобу я мало-помалу стал иначе относиться к Рождеству. Впервые мы отмечали его вместе в 2007 году. Вроде бы ничего особенного: перекусили и провели остаток дня на диване перед телевизором, – но, скажу честно, это был лучший праздник в моей жизни. Именно тогда я, наверное, впервые почувствовал настоящий дух Рождества.

К тому времени мы с Бобом жили вместе уже семь месяцев и успели через многое пройти. Когда я подобрал рыжего в подъезде, он выглядел так, будто хорошенько подрался и давно нормально не ел. Сперва я решил, что в нашем доме живет его хозяин, но шли дни, а кот по-прежнему сидел на коврике возле той или другой двери. Я решил, что нужно ему как-то помочь: забрал к себе, потом отнес в местный благотворительный ветеринарный центр и накупил коту лекарств. Несколько недель я выхаживал Боба и за это время привязался к нему всей душой. Оказалось, что он – удивительно чуткий и понятливый зверь, не просто кот, а настоящая личность. Сначала я пытался найти его хозяев, но никто не искал рыжего кота, и в конце концов я решил, что он всегда жил на улице. И назвал его Бобом.